Куда приводят мечты
12 марта
2014
2014
Беда пришла, откуда не ждали. С экрана. Нет, ну понятно, что первым проявлением этой беды стало отсутствие альтернативы в виде того, что хотелось бы посмотреть, и крайняя лень читать что-либо. Вторым проявлением явилась закравшаяся в черепную коробку мысль, что, несмотря на нелестные рекомендации, имеет смысл посмотреть этот фильм, дабы составить собственное мнение: слишком уж много в своё время было шума. Ну и дальше понеслось…
Как уже стало понятно, фильм я сел смотреть, имея определённый негативный настрой. Однако начало выдалось не таким уж неадекватным: у персонажей гибнут в автокатастрофе дети. Милое такое начало. Как обухом по голове. Никаких тебе предысторий, и долгого жевания соплей. Конечно, сцены отпевания в церкви нельзя назвать вдохновляющими, но в целом нормальная (с точки зрения сюжета) завязка, хотя и насторожили некоторые занудство и неестественность в отдельных моментах. Тут бы вроде и проявиться талантищу актёров и режиссёра: раскрыть психологию человека в таком положении, и его борьбу с этой ситуацией - задача непростая, но интересная…
Ан нет… Никакого тонкого психоанализа, выявления внутренних противоречий, крушения мира и его восстановления заново. Пронеслись галопом, просто поставив зрителя перед фактами, и перенесли нас сразу в то время, когда уже всё вроде как наладилось: тётенька-художница устраивает выставки, дяденька-врач лечит детишек. Всё шло более-менее прилично, до момента гибели главного героя, а потом началось… Я говорю не о законах динамики, которые кинематографисты презрели, чтобы убить персонажа поизощрённее (кто видел, поймёт: сам Катаяма позавидовал бы таким полётам на автомобиле): просто именно с этого момента у меня начала съезжать крыша. Сначала немного удивило, каким образом главный герой (будучи уже «немного неживым», но ещё незримо пребывая среди людей) «успокаивает» свою уже вдову: все эти фишки с напоминанием о себе, и проявления своего присутствия, которые он ей демонстрирует, способны довести до сумасшествия не только находящуюся в глубочайшей депрессии женщину, но и человека в нормальном состоянии. Но спишем это на особенности состояния героя: ему тоже в новинку быть мёртвым, вот и не сориентировался вовремя.
Ладно, сколько уже можно шляться среди живых, пора и на тот свет уже… Вот тут то авторы и оторвались! Мысль такова: мир после смерти таков, каким тебе его рисует воображение. Нормальная, в общем-то, мысль, хотя и далеко не новая. Вопрос в том, что у тебя за воображение. Дальше, как мне показалось, реплика из «Мессии» Ричарда Баха, с той лишь разницей, что у Баха иллюзорный не «тот свет», а «этот». Хотя нет… Не только в этом разница.
Мир Баха не производит гнетущего впечатления, а вот то, что видно на экране… Воображение героя помещает его в мир картин его жены, и при всём том, что спецэффекты действительно весьма недурны, выглядит всё весьма удручающе. Мир, написанный ожившими красками, сделан удивительно технично и красиво, но звучит он не жизнеутверждающе, как гимн рождению или воплощению мечты, а как реквием по ней. Даже моменты, наполненные по задумке авторов движением, жизнью и радостью, получились тяжелыми, мрачными и неискренними.
Примерно в это время, глядя на этот мир на экране, начинаешь догадываться, что тётенька - автор картин - не жилец, однако. Как у Марка Твена: «Картинки были хорошие, но мне они как-то не очень нравились, потому что если, бывало, взгрустнется немножко, и от них делалось еще хуже… А, по-моему, с ее характером ей, наверное, куда веселей на кладбище». С таким невеселым впечатлением мы кочуем из мира воображения героя в мир воображения авторов. В рай, иначе говоря. Не буду заострять внимание на том, что в раю встречаются умершие дети-собаки-хомячки. Это естественно. Было бы удивительно, если бы они не встретились, но… нет ощущения радости. Нет счастья от встречи, зато много длинных нудных рассуждений об устройстве «того света» и его функционирования. Причём всё это опять-таки на уровне констатации фактов: внутреннее состояние героя и изменения, происходящие в нём для зрителя загадка, либо вся эта сложная гамма сводится к умилению и пусканию соплей. В данном контексте это будет звучать немного странно и парадоксально, но персонажи какие-то «неживые». Нет в них «искры Божьей» и живости: только «штирлицевское» спокойствие, доведённое до однообразия. Хотя, отчасти я понимаю причину безрадостности: всё происходит в такой обстановке, что другого настроения ожидать не приходится.
Действие идёт на фоне гипертрофированной по масштабам помеси между римским ампиром, древнеегипетской архитектурой и архитектурой возрождения. Да ещё всё это подсвечено тусклым, золотистым, светом… Брр… Иначе говоря, очень брутально, помпезно, единообразно и… неоригинально. Неоригинально в том смысле, что таким рай могли представлять себе древние римляне: былая слава Египта, современное им величие Рима и футуризм ещё далёкого для них возрождения. Ну, чем не рай?
Это, освещение убивает напрочь всё впечатление, делая картинку не величественной, а почти зловещей. Но разве со времён Римской империи сами люди и их представления не изменились? Видимо не у всех. Короче, наобщавшись с окружающими, герой понимает, что рай без бабы (пардоньте, женщину… впрочем, смысл от этого не меняется) – не рай. А значит, дело идёт к походу в ад, в который как раз, сведя счёты с жизнью, попадает-таки вдова героя. Каков может быть путь в преисподнюю, учитывая тягу авторов к античности? Правильно! Только по Стиксу, с этаким Хароном-сталкером в роли сопровождающего. Ну а что? Вот такие незатейливые мечты. Ад удивил не меньше рая - это такая крепость, огороженная стенами, по двору которой, освещаемые ещё более тусклым светом, чем в раю, достаточно редко разбросаны распластанные в неестественных позах грешники. Очень буквально и немасштабно. Впрочем, часть из грешников располагается во внутренних строениях, в не менее неестественных позах.
Короче, бабу наш герой нашёл, и отправился с ней в её воображаемый ад. Разговоры разговаривать, значит. И до того они договорились, что парень наш решил плюнуть на всё, так как с милой рай и в аду. По идее, это и есть кульминационный момент фильма. Мало-мальски соображающий зритель понимает, что если жена может погрузить его навеки в преисподнюю, то и он может вытащить её в рай. Интрига, типа. Переживать надо, гадать: кто-кого-откуда-куда. Кто-нибудь сомневался в том, что он вытащит её из ада? А я сомневался. Я даже надеялся. Это помогло бы избежать слюнявого финала. И тут облом. Чудо свершилось! Семья воссоединилась, собачка прибежала, и счастливые родители, облачённые в вечерние туалеты, в свете софитов принимают решение отправиться обратно в наш мир, дабы повторить все свои ошибки заново. Что и с успехом и воплощают. Салют, овации, чепчики в воздухе, носовые платки. Уфф… Сил нет.
Финальная сценка оптимизма выглядела достаточно неестественно и нелепо, и была просто не в состоянии сгладить гнетущее впечатление от всего фильма. Всё очень неглубоко и однообразно. Сюжет скомкан и натянут. Единственная здравая мысль, которую можно вынести из фильма – мысль о том, что если люди при жизни зануды, то и после смерти они будут занудами, и что рай, что ад у них всё равно будут занудными. Вот так.
Как уже стало понятно, фильм я сел смотреть, имея определённый негативный настрой. Однако начало выдалось не таким уж неадекватным: у персонажей гибнут в автокатастрофе дети. Милое такое начало. Как обухом по голове. Никаких тебе предысторий, и долгого жевания соплей. Конечно, сцены отпевания в церкви нельзя назвать вдохновляющими, но в целом нормальная (с точки зрения сюжета) завязка, хотя и насторожили некоторые занудство и неестественность в отдельных моментах. Тут бы вроде и проявиться талантищу актёров и режиссёра: раскрыть психологию человека в таком положении, и его борьбу с этой ситуацией - задача непростая, но интересная…
Ан нет… Никакого тонкого психоанализа, выявления внутренних противоречий, крушения мира и его восстановления заново. Пронеслись галопом, просто поставив зрителя перед фактами, и перенесли нас сразу в то время, когда уже всё вроде как наладилось: тётенька-художница устраивает выставки, дяденька-врач лечит детишек. Всё шло более-менее прилично, до момента гибели главного героя, а потом началось… Я говорю не о законах динамики, которые кинематографисты презрели, чтобы убить персонажа поизощрённее (кто видел, поймёт: сам Катаяма позавидовал бы таким полётам на автомобиле): просто именно с этого момента у меня начала съезжать крыша. Сначала немного удивило, каким образом главный герой (будучи уже «немного неживым», но ещё незримо пребывая среди людей) «успокаивает» свою уже вдову: все эти фишки с напоминанием о себе, и проявления своего присутствия, которые он ей демонстрирует, способны довести до сумасшествия не только находящуюся в глубочайшей депрессии женщину, но и человека в нормальном состоянии. Но спишем это на особенности состояния героя: ему тоже в новинку быть мёртвым, вот и не сориентировался вовремя.
Ладно, сколько уже можно шляться среди живых, пора и на тот свет уже… Вот тут то авторы и оторвались! Мысль такова: мир после смерти таков, каким тебе его рисует воображение. Нормальная, в общем-то, мысль, хотя и далеко не новая. Вопрос в том, что у тебя за воображение. Дальше, как мне показалось, реплика из «Мессии» Ричарда Баха, с той лишь разницей, что у Баха иллюзорный не «тот свет», а «этот». Хотя нет… Не только в этом разница.
Мир Баха не производит гнетущего впечатления, а вот то, что видно на экране… Воображение героя помещает его в мир картин его жены, и при всём том, что спецэффекты действительно весьма недурны, выглядит всё весьма удручающе. Мир, написанный ожившими красками, сделан удивительно технично и красиво, но звучит он не жизнеутверждающе, как гимн рождению или воплощению мечты, а как реквием по ней. Даже моменты, наполненные по задумке авторов движением, жизнью и радостью, получились тяжелыми, мрачными и неискренними.
Примерно в это время, глядя на этот мир на экране, начинаешь догадываться, что тётенька - автор картин - не жилец, однако. Как у Марка Твена: «Картинки были хорошие, но мне они как-то не очень нравились, потому что если, бывало, взгрустнется немножко, и от них делалось еще хуже… А, по-моему, с ее характером ей, наверное, куда веселей на кладбище». С таким невеселым впечатлением мы кочуем из мира воображения героя в мир воображения авторов. В рай, иначе говоря. Не буду заострять внимание на том, что в раю встречаются умершие дети-собаки-хомячки. Это естественно. Было бы удивительно, если бы они не встретились, но… нет ощущения радости. Нет счастья от встречи, зато много длинных нудных рассуждений об устройстве «того света» и его функционирования. Причём всё это опять-таки на уровне констатации фактов: внутреннее состояние героя и изменения, происходящие в нём для зрителя загадка, либо вся эта сложная гамма сводится к умилению и пусканию соплей. В данном контексте это будет звучать немного странно и парадоксально, но персонажи какие-то «неживые». Нет в них «искры Божьей» и живости: только «штирлицевское» спокойствие, доведённое до однообразия. Хотя, отчасти я понимаю причину безрадостности: всё происходит в такой обстановке, что другого настроения ожидать не приходится.
Действие идёт на фоне гипертрофированной по масштабам помеси между римским ампиром, древнеегипетской архитектурой и архитектурой возрождения. Да ещё всё это подсвечено тусклым, золотистым, светом… Брр… Иначе говоря, очень брутально, помпезно, единообразно и… неоригинально. Неоригинально в том смысле, что таким рай могли представлять себе древние римляне: былая слава Египта, современное им величие Рима и футуризм ещё далёкого для них возрождения. Ну, чем не рай?
Это, освещение убивает напрочь всё впечатление, делая картинку не величественной, а почти зловещей. Но разве со времён Римской империи сами люди и их представления не изменились? Видимо не у всех. Короче, наобщавшись с окружающими, герой понимает, что рай без бабы (пардоньте, женщину… впрочем, смысл от этого не меняется) – не рай. А значит, дело идёт к походу в ад, в который как раз, сведя счёты с жизнью, попадает-таки вдова героя. Каков может быть путь в преисподнюю, учитывая тягу авторов к античности? Правильно! Только по Стиксу, с этаким Хароном-сталкером в роли сопровождающего. Ну а что? Вот такие незатейливые мечты. Ад удивил не меньше рая - это такая крепость, огороженная стенами, по двору которой, освещаемые ещё более тусклым светом, чем в раю, достаточно редко разбросаны распластанные в неестественных позах грешники. Очень буквально и немасштабно. Впрочем, часть из грешников располагается во внутренних строениях, в не менее неестественных позах.
Короче, бабу наш герой нашёл, и отправился с ней в её воображаемый ад. Разговоры разговаривать, значит. И до того они договорились, что парень наш решил плюнуть на всё, так как с милой рай и в аду. По идее, это и есть кульминационный момент фильма. Мало-мальски соображающий зритель понимает, что если жена может погрузить его навеки в преисподнюю, то и он может вытащить её в рай. Интрига, типа. Переживать надо, гадать: кто-кого-откуда-куда. Кто-нибудь сомневался в том, что он вытащит её из ада? А я сомневался. Я даже надеялся. Это помогло бы избежать слюнявого финала. И тут облом. Чудо свершилось! Семья воссоединилась, собачка прибежала, и счастливые родители, облачённые в вечерние туалеты, в свете софитов принимают решение отправиться обратно в наш мир, дабы повторить все свои ошибки заново. Что и с успехом и воплощают. Салют, овации, чепчики в воздухе, носовые платки. Уфф… Сил нет.
Финальная сценка оптимизма выглядела достаточно неестественно и нелепо, и была просто не в состоянии сгладить гнетущее впечатление от всего фильма. Всё очень неглубоко и однообразно. Сюжет скомкан и натянут. Единственная здравая мысль, которую можно вынести из фильма – мысль о том, что если люди при жизни зануды, то и после смерти они будут занудами, и что рай, что ад у них всё равно будут занудными. Вот так.
